– Чего вы хотите, мистер Линож? – спрашивает Майк.

– Чтобы через час все собрались в том зале – для начала. Проведем незапланированное городское собрание, точно в двадцать один ноль-ноль. А потом… потом увидим.

– Что увидим? – спрашивает Майк. Линож проходит к задней двери, приподнимает трость, и дверь отворяется настежь. Врывается штормовой ветер, гася все свечи. Силуэт – Линож – оборачивается. В контуре его головы дергаются красные линии, освещающие его глаза.

– Увидим, закончил ли я с этим городом… или только начал. В девять вечера ровно, констебль. Вы… он… она… преподобный Бобби… менеджер города Робби… все и каждый.

Он выходит, и дверь за ним захлопывается.

– Что же нам делать? – спрашивает Хэтч.

– А что мы можем сделать? – отвечает Майк. – Выслушаем, чего он хочет. Если есть другой выход, я его не вижу. Скажи Робби.

– А как с детьми? – спрашивает Хэтч.

– Я за ними присмотрю, – говорит Джоанна. – Я все равно не могу быть там, где он. Опять – ни за что!

– Так не пойдет, – говорит Майк. – Он хочет, чтобы собрались все, а значит, и ты, Джо. – Он задумывается. – Мы перенесем их наверх. Вместе с кроватями. Поставим сзади в зале заседаний.

– Да, это пойдет, – соглашается Хэтч. Когда Майк открывает дверь, он добавляет:

– Я никогда в жизни еще не был так испуган.

– Я тоже.

И они идут сообщить о собрании выжившим в эту бурю.

Снаружи купол с мемориальным колоколом почти исчез под сугробами. И на одном из сугробов – что почти такое же чудо, как хождение по воде – стоит Андре Линож. Трость его поставлена между ступнями в снег. Он смотрит на мэрию… сторожит… выжидает.

Затемнение. Конец акта третьего.

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

Все еще дует ветер на углу Мэйн-стрит и Атлантик-стрит, наметает сугробы и волочет поземку, но снегопад почти прекратился.

У остатков причала волны по-прежнему бьют в берег, но уже не так яростно. У подножия Атлантик-стрит лежит рыбачья лодка, и ее нос воткнулся в разбитую витрину магазина сувениров Литтл-Толл-Айленда.

На небе поначалу видны только чернота и бегущие тучи, но где-то чуть-чуть бледнеют просветы, какое-то серебрение. В этом свете чуть виднее дымчатые, беспокойные тени облаков, я потом, всего на миг-другой, сверкает полная луна в промоине и снова исчезает.

Здание мэрии сквозь вертящуюся завесу снега все также похожа на мираж. Под прикрытием своего купола раскачивается по ветру мемориальный колокол и тихо позванивает.

Мы видим крупным планом старомодные кварцевые часы. Когда малая стрелка указывает точно на девять, они начинают бить. Камера отъезжает, открывая нам зал заседаний Литтл-Толл-Айленда.

Это красивое и яркое зрелище. Все наши знакомые уже здесь, плюс еще остальные островитяне – всего двести. Странно выглядят они при свечах – как жители деревни прошлых времен… времен Салема и Роанока, скажем так.

В переднем ряду сидят Майк и Молли, Хэтч и Мелинда, преподобный Боб Риггинс и его жена Кэти, Урсула Годсо и Сандра Билз. Робби Билз на помосте, за небольшим деревянным столом слева. Перед ним на столе небольшая табличка с надписью «МЕНЕДЖЕР».

За рядами скамеек поставлены в углу восемь кроватей. По обе стороны этого анклава сидят Энджи Карвер, Тавия Годсо, Джоанна Стенхоуп, Энди Робишо, Кэт Уизерс и Люсьен Фурнье. Они охраняют детей – насколько могут.

Последний удар часов затихает в шуме ветра снаружи. Люди оглядываются в поисках любого признака присутствия Линожа. Через минуту-другую Робби подходит к кафедре, нервно одергивая край куртки.

– Леди и джентльмены, я, как и вы, не очень знаю, чего мы ждем, но…

– А тогда, может, ты сядешь и будешь ждать, как и мы, Робби? – спрашивает Джонни Гарриман.

Эти слова встречают нервным смехом. Робби кидает на Джонни хмурый взгляд.

– Я только хотел сказать, Джонни, что я уверен – мы найдем выход из… из этой ситуации… если будем держаться вместе, как всегда было у нас на острове…

Входная дверь распахивается с громким и гулким стуком. Снаружи, на крыльце, видны ботинки и древко трости Линожа.

Робби Билз замолкает и глядит на дверь. С его лица пот льется ручьем.

Перебивкой идут лица островитян: Тавия… Джонас Стенхоуп… Хэтч… Мелинда… Орв… преподобный Боб Риггинс… Люсьен… другие. Все смотрят на дверь.

Ботинки ступают на черно-белый шахматный кафель. Трость не отстает, постукивая через правильные интервалы. Мы следим за ботинками, пока они не подходят к двери, ведущей в зал заседаний. Тут камера резко наезжает на дверь, на стеклянных створках которой написано:

ЗАЛ ЗАСЕДАНИЙ МЭРИИ ЛИТТЛ-ТОЛЛ-АЙЛЕНДА.

Под этим другая надпись:

БУДЕМ ВЕРИТЬ В БОГА И ДРУГ В ДРУГА.

Островитяне смотрят на вошедшего, и глаза у них расширены от страха.

Две руки в желтых перчатках берутся за ручки и распахивают двери прямо на камеру…

В дверях стоит Линож в своей куртке и желтых перчатках, сунув трость подмышку. Он улыбается, глаза у него более или менее нормальные, чудовищные зубы скромно спрятаны. Он снимает перчатки и сует их в карманы куртки.

Медленно, в тишине такой плотной, что она оглушает, Линож входит в зал. Слышно только мерное тиканье часов.

Линож медленно идет по пролету за скамьями в направлении столов, где был буфет. Все островитяне, кроме сидящих в последних рядах (то есть тех, кто всего ближе к Линожу), поворачиваются посмотреть на него, и в глазах их недоверие и страх.

Когда Линож подходит к кроватям и спящим детям, самоназначенные стражи сдвигаются вместе, создавая барьер из своих тел между Линожем и детьми.

Линож доходит до поворота в центральный пролет, ведущий к помосту. Минуту он там стоит, благосклонно улыбаясь, явно наслаждаясь страхом и недоверием, клубящимися в безмолвной комнате. Будто питается ими.

Здесь мы видим в перебивках всех знакомых островитян. На лице Кэт написан вызов: «Этих детей ты возьмешь только через мой расчлененный труп». Честное круглое лицо Хэтча исполнено решимости и напряжения, у Мелинды в лице страх и отчаяние. И остальные: Джек Карвер… Ферд Эндрюс… Аптон Белл… все боятся, все подавлены присутствием сверхъестественного… а что он – сверхъестественный, они чуют. И последним мы видим Робби с залитым потом лицом и рукой, глубоко засунутой в карман, где он спрятал пистолет.

Линож постукивает тростью сначала по скамьям слева, потом справа от прохода – как постукивал по калитке Марты. Слышно шипение, и дым поднимается от обугленных мест, которых коснулась трость. Сидящие поблизости отшатываются прочь. Те, кто был справа – это семья Хоупвеллов – Стен, Мэри и Дэви. Линож им улыбается, и на этот раз его губы приоткрываются настолько, что показывают кончики клыков. Все три Хоупвелла реагируют. Мэри обнимает за плечи своего сына и смотрит на Линожа со страхом.

– Привет, Дэви! – говорит Линож. – Отличное будет сочинение – «Как я провел уикэнд»?

Дэви не отвечает. Линож глядит на него, улыбаясь по-прежнему.

– Твой отец вор. Он за последние шесть лет украл более четырнадцати тысяч долларов в компании морепродуктов, где работает. На эти деньги он играет. – И Линож сообщает доверительно:

– Он проигрывает.

Дэви поворачивается и бросает на своего отца взгляд, полный страха и неверия. «Я не верю, – говорит этот взгляд. – Мой папа – никогда!» – но он на миг видит в лице Стена неприкрытую вину и страх пойманного в капкан зверя. Этой минуты хватает, чтобы глубоко потрясти веру мальчика в отца, который был кумиром.

– Папа?..

– Я не знаю, кто вы, мистер, – говорит Стен, – но вы лжете. Лжете!

Хорошо, но недостаточно. Никто не верит ему, в том числе его жена и сын.